С.М.: В городе Пермь есть несколько исторически сложившихся, легендарных, значимых и всегда успешных (что на российских площадках, что на мировых площадках) людей, которые, как толко попадают в стены этого театра, становятся обладателями многочисленных эпитетов (легендарные, значимые, известные). Более, на сцене этой площадки складывалась совершенно уникальная школа, которая была обновлена во время Великой Отечественной Войны. И с тех пор, после того, как Санкт-Петербургский мариинский балет основал свою школу здесь, в Перми, Пермский Академический Театр оперы и балета остается легендарным (что для Советского Союза, что теперь для Российской Федерации). Неизменно успешные спектакли, неизменно успешные гастроли! И… очередное важное событие в жизни театра. Реконструкция театра оперы и балета. Сегодня в «Дне города» мы разговариваем с Заслуженным деятелем искусств России, обладателем Государственной Премии, обладателем Премии Правительства Российской Федерации, человеком, который обладает большим количеством званий, не буду их перечислять, потому что на это уйдет много эфирного времени. Это Георгий Исаакян. Здравствуйте!

Г.И.: Здравствуйте!

С.М.: Давайте мы с Вами пообщаемся на тему, бесспорно, интересную, учитывая, что ей исполняется не первый десяток лет. И в этом году, по-моему, 52 года.

Г.И.: Ну, нет! Скажем так, после последней реконструкции прошло более пятидесяти лет. А теме обсуждения новой реконструкции и расширения театра больше двадцати лет. Потому что первыве разговоры и действия на эту тему начались в конце восьмидесятых годов. В 88-ом или в 89-ом году. Поэтому мы «справили» двадцатилетие обсуждения необходимости развития театра, новых возможностей театра и новых импульсов для развития театра.

С.М.: По-разному можно говорить про творческую жизнь театра. Есть люди, которые бесспорно, восхищаются, есть традиционные критики, которые живут не всегда в Перми, а находятся в Москве, Санкт-Петербурге, Лос-Анжелесе и прочее… Говорят: «В этот раз гастроли были более успешиные или менее успешные». Я знаю, что есть одна из успешных находок – это «Лебединое озеро», где выступало самое большое количество артистов балета на сцене за всю историю этого спектакля. Тем не менее, Вы поставили на одной из самых небольших сцен мира – в Пермском театре. Как справились с этой задачей?

Г.И.: Ну, действительно, это была не очень простая история. И, в принципе, проведение каждого большого спектакля на сцене – что оперного, что балетного, сопряжено как раз с этим ощущением тесноты. Я обожаю нашу сцену, наш зал. Это прекрасное с точки зрения человеческих масштабов, человеческих пропорций, акустики старинное оперное здание. Но оно приспособлено больше. Конечно, для старинной оперы, для каких-то камерных спектаклей. А постановки типа грандиозного «Лебединого», «Спящей красавицы», «Корсара», «Бориса Годунова», «Хованщины», конечно, создают ощущение такой «скученности» на сцене. И мы правдами и неправдами – убирая кулисы, распахивая до задней стены театра, пытаемся решить проблему пространства. Но, понятно, что это такое вот паллиативное решение. Но вопрос не только в сценическом пространстве, но и в пространстве закулисья, что скрыто, собственно говоря, от глаз зрителя, но то, что является основной частью жизни артиста. Когда артисты гримируются в гримерках по 12 – 14 человек, это не есть современное представление о том, как нужно сейчас жить. Когда артисты записываются за три дня в репетиционный зал, потому что у нас их только два, это не есть правильно. И это не есть уважение к одной из лучших трупп страны. И когда декорации уже выпадывают на сцену из-за кулис просто потому, что их негде складывать и негде хранить, и когда костюмы висят во всех проходах театра, это тоже неправильно. Поэтому глобальное расширение, строительство второго здания театра – не прихоть (мне приходилось слышать и такое мнение, что предкам было достаточно, а вам, видите ли, не достаточно). Но когда театр строился, здесь вообще не было постоянной труппы. Потом, когда театр реконструировался, здесь работало 200 человек. А сейчас штат театра – где-то около шестисот человек.

С.М.: Шестьсот человек?!

Г.И.: Это не самая большая труппа. Я могу сказать для сравнения, что провинциальные академические театры – это 700-800, а столичные оперные театры начинаются с 1 000. Театр Станиславского – это 1 100, по-моему, человек. Ну, Большой и Мариинка, я вообще не говорю, там по 2 500 человек.

С.М.: Честно говоря. представить не мог себе такое количество творческих людей на одной площадке. Понятно, что тесновато, наверняка. Вы знаете, мы подготовили небольшую информацию о том, что происходило с оперным театром с 1879 года. Однажды у нас: Годом основания Пермского театра оперы и балета считается 1870-ый. Тогда на месте небольшого деревянного здания, где проходили всевозможные гастроли приезжих гостей, было построено новое, тоже деревянное здание, а на площади вокруг театра разбили сад. Через три года в Городской Думе был поднят вопрос о строительстве каменного здания. И в 1879-ом новый сезон открылся в каменном строении, которое, с небольшими переделками, может увидеть любой пермяк. 17 января 1937 года Исполнительный Комитет Молотовского (позднее Пермского) Совета Народных Депутатов трудящихся принял решение о реконструкции театра. Прошло 53 года. За это время бало разработано несколько архитектурных решений Театра оперы и балета. Более того, несколько раз доходило до архитектурных работ, которые так и не были выполнены. Новое архитектурное решение театра было выбрано на международном конкурсе проектов. И предполагается, что теперь проект реконструкции будет разрабатывать мастерская известного британского архитектора Дэвида Чипперфильда. Одно из самых известных творений Чипперфильда - восстановленный новый музей в Берлине, который считается одним из самых знаковых строений столицы.

С.М.: Пятьдесят три года, семь архитектурных решений…

Г.И.: Все-таки двадцать три года. 53 года – это с последней реконструкции.

С.М.: 53 года – это же было принято решение о реконструкции.

Г.И.: В 58-59 году была проведена реконструкция. Возглавлял ее тогда знаменитый человек – Солдатов. Нынешний облик театра – это результат той реконструкции.

С.М.: А в 61-63 году была проведена канализационная система театра.

Г.И.: Ну, да. Это такие мало интересные подробности. (Смеется)

С.М.: Я не знаю, мало или не мало, но с тех пор ведь она не менялась…

Г.И.: Да. А с конца восьмидесятых уже начинается современная история реконструкции. Это порядка двадцати лет. И вот существует семь подходов к проекту (потому что проектов-то было гороаздо больше). Семь раз начиналась работа и семь раз она дохоодила почти до рабочей документации. Но ни одно бюро, ни одна проектная организация не смогли довести это до логического завершения, а именно - до завоза строительной техники на площадку.

С.М.: Почему? Кто «заклял» театр?

Г.И.: никто не заклял. Я думаю, что это знак сегодняшнего времени. Во-первых – смена власти. Каждый раз при смене власти менялась парадигма развития региона. Даже внутри одной команды эту парадигму каждый раз пересматривали. Смена приоритетов – нужен большой корпус или нам нужен маленький корпус. А зачем нам столько денег тратить на театр? Давайте, обойдемся какими-то там умеренными решениями. А зачем умеренные решения? Давайте, один раз вложимся. И вот каждый раз, пересматривая подход, каждый раз все возвращалось в точку «ноль». А именно – на уровень отбора проекта. Мало того, сейчас могут обижаться архитекторы, которые не довели дело до конца, но мы утыкались в то, что годами не могли получить проектную документацию. И пермские архитекторы, и проектировщики, и московские, и питерские, каждый раз нас ставили в положение вечно просящих, ждущих, ничего не получающих.

С.М.: Я даже помню, что некая питерская проектная компания выиграла коонкурс, а потом оказалось, что это – оболочечная фирма.

Г.И.: Это подарок 94-ого закона. Когда мы никак не можем повлиять на итоги торгов. И тот, кто заявляет меньшую цену, тот и выигрывает. На самом деле, история началась раньше. Самое главное – это политическая воля. Понятно, что такой объект должен быть в числе приоритетов высшей краевой и федеральной власти. Возможно, Вы этого не поните, но реконструкция театра была несколько лет назад строкой в Федеральном бюджете. Даже выделялись деньги. Это уже проблема аппарата, который не смог пробиться и не смог этого реализовать.

С.М.: Если не секрет, сколько денег может уйти на реконструкцию театра? Или это неизвестно?

Г.И.: Есть только приблизительные прикидки. Порядка полутора-двух миллиардов всего, я так понимаю, в нынешних ценах.

С.М.: А чего?

Г.И.: Рублей, конечно. Мы в долларах не исчисляем ничего.

С.М.: Полтора-два миллиарда рублей, это против десятков миллиардов, которые выделяются на Мириинку и Большой Театр?

Г.И.: Дело в том, что как только ты пересекаешь границу Невского проспаекта и Садового кольца, так ты попадаешь в рублевую зону. И то, что там стоит полтора миллиарда долларов, здесь это стоит два миллиарда рублей. Опять же, у нас нет таких гигантских запросов. На самом деле, если посмотреть на проект того же Чипперфильда – это очень скромное здание.

С.М.: Вы им довольны?

Г.И.: (вздыхает) Я доволен решением жюри, что оно было принято. Потому что у меня в какой-то момент было сомнение, что они его примут, в том, что нужно что-то выбирать и что-то делать. Но после достаточно бурного обсуждения решение было принято. Решение это не хорошее и не плохое. Оно одно из возможных. Каждый раз, когда ты что-то выбираешь, ты отсекаешь другие возможности. Были очень эффектные вещи. Был даже сумасшедший голландский проект со зданием целого театрального района. Но, опять же. Нужно ли это сегодня делать? Готова ли Пермь сегодня к освоению такого количества площадок?

С.М.: О, я думаю…

Г.И.: Странно, но проект Чипперфильда – это самый скромный проект из заявленных на этот конкурс. И именно этим он очаровал жюри. Он очень тактично вписывается в исторический контекст этого района.

С.М.: Я слышал, что там будет вторая сцена, какая-то новая сцена…

Г.И.: Это, собственно, то, с чего мы начали разговор. Мы не можем расширисть историческую сцену – она ограничена архитектурным порталом (историческим, который неприкосновенен). И для того, чтобы наши спектакли исполнялись в надлежащем виде, с надлежащим количеством артистов на сцене, с надлежащим количеством декораций, чтобы мы могли принимать у себя на сцене крупные театры, нужна реконструкция. Я пару недель назад говорил с маэстро Гергиевым по поводу обмена между Пермью и Петербургом.

С.М.: У него своя беда… У него пытаются реконструировать Мариинку не первый год.

Г.И.: Да, да, да. Самое главное, он бы с удовольствием приехал, но ни один кусок его декораций не влезет на нашу сцену, потому что у них сцена почти в два раза больше нашей.

С.М.: (смеется) Труппа поместится, а спектакль - нет

Г.И.: Что-то вроде того.

С.М.: Что будет происходить дальше? У нас будет две сцены. Я лично…

Г.И.: У нас будет происходить следующее. Полтора-два года мы будем получать проектную документацию. Потом мы будем согласовывать это с различными инстанциями экспертиз. Если мы будем удачливы, и не изменится ситуация в стране, в политической ситуации в стране и регионе… Если мы сумеем достичь договоренности с федеральным властями о софинансировании этого, то, возможно, через полтора-два года мы можем реально начать что-то делать.

С.М.: Пермским купцам, промышленникам, рабочим Мотовилихинских заводов, людям, которые «болели» театром, потребовалось три года, чтобы снести деревянное здание и построить новое каменное, которое мы видим перед собой сейчас. Три года потребовалось! Что может в Российской Федерации требовать такого долительного времени?

Г.И.: Во-первых, не было 94 ФЗ тогда. Во-вторых, самое главное, что было в девятнадцатом веке и что отсутствует в двадцать первом – общество жило единой жизнью. Общество, власть, рабочие Мотовилихи, при том, что мы читали в учебниках истории про класссовую борьбу, про то, как все друг друга ненавидели и мечтали пустить друг другу кровь, не было ничего подобного – город жил единой жизнью. Но падение советской системы привело к тому, что жители страны отделены от жизни страны. Я думаю, если Вы сейчас проведете соцопрос, а люди не будут стесняться сказать Вам правду, то они скажут: «Да пошел он к черту этот театр, кому он нужен? Зачем нам тратить на него такие деньги?» Не сопоставляя просто цифры, которые выкидываются на помойку миллиардами, как заметили. И не сопоставляя это с тем, что есть пермский центр оперы и балета. И любого гостя они приводят туда.

С.М.: Это правда.

Г.И.: Да, это правда, но при этом, поскольку народ страны отделен от страны, он отстранен от принятия решений. Власть все время обижается на то, что народ отказывается принимать участие в реализации решений этой власти. Но, поскольку население отстранено от принятия решений, оно и реализовывать их не хочет. Поэтому, хорошая идея, чтобы театр строился методом народной стройки, но в отличие от девятнадцатого века, когда был подписной лист, и любой человек, живущий в городе, считал своим долгом пожертвовать, сегодня, я боюсь, что люди не будут готовы к этому. Но мы, тем не менее, будем пытаться всех убедить в том, что это правильно.

С.М.: То есть финансирования стройки не получится?

Г.И.: Мы будем прилагать к этому какие-то усилия. Но…

С.М.: А к какому году обещают реконструировать театр?

Г.И.: Губернатор обозначил 2014 год как год завершения стройки.

С.М.: А в 2016 году Пермь становится столицей культуры Европы. У нас есть еще один небольшой материал о том, что происходило с Большим театром и с Мариинским театром в Петербурге. Как у них относились и относятся к вопросу реконструкции. Однажды у них: В Российской Федерации реконструкция театров, осообенно тех, которые находятся в Государственном реестре памятников архитектуры, всегда было не просто. Реконструкция Большого театра в Москве и Мариинского театра в Санкт-Петербурге - из ряда детективных сериалов и фильмов о катастрофах. То деньги на реконструкцию неправильно оформили, то опроные стенки так спроектировали, что исторические стены памятников архитектуры вот-вот должны рухнуть. Работы по реконструкции Большого театра начались пять лет назад. Сегодня историческое здание еще в лесах. Чтобы окончательно решиться на реконструкцию Большого театра и согласовать ее концепцию в российском правительстве, понадобилось порядка двенадцати лет. А на реконструкцию понадобилось выделить несколько десятков миллиардов рублей. При этом сумма постоянно корректируется. Чтобы реализовать реконструкцию Мариинского театра, проектно-строительные работы идут с 2003 года. И уже выбились из первоначально намеченного графика. Однако, как заверил художественный руководитель театра Валерий Гергиев, последний обозначенный срок завершения строительства вполне реален и нисколько не угрожает качеству работ. Северо-западная дирекция по строительству, реконструкции и реставрации намерена соблюсти сроки реконструкции и реставрации и успеть сдать объект в 2011 году.

С.М.: (угрожающим тоном) Есть подозрение у меня, что знаки плохие, Георгий Георгиевич. Плохие знаммения!

Г.И.: Мы все время «посыпаем голову пеплом» по поводу того, что Россия не подарила миру в последнее время никаких ноу-хау. Россия подарила миру уникальное ноу-хау! Во всем мире строительство – это сфера вложения денег. Но во всем мире принято, чтобы что-то построить и часть денег при этом исчезла. И только в России принято, чтобы деньги исчезли, а при этом не построено ничего. Поскольку мы – обладатели этого ноу-хау, мы так и будем жить без Большого и без Мариинки.

С.М.: Я думаю, что Ваша воля все-таки позволит построить театр, Все-таки деньги останутся, и будет что-то построено. Я в это верю.

Г.И.: Ну. Тем более, мы – не Большой и не Мариинка. И бюджет не такой большой, чтобы кого-то заинтересовал…

С.М.: Я помню, первоначальный бюджет реконструкции Большого театра в Москве обозначался как двадцать один миллиард рублей. Потом сумма стала корректироваться. Потом стали рапортовать, что мы изменили график. Потом сказали, что мы кого-то посадим. Потом Лужков лично взял под контроль реконструкцию…

Г.И.: Потом положил на место, где взял…

С.М.: С чем связано? Насколько я понимаю, пермский театр оперы и балета никогда не был театром федерального подчинения.

Г.И.: Это краевой театр.

С.М.: При этом, насколько я понимаю, одно из знамений и внимание федеральных властей к пермскому театру оперы и балета – это представление в Ванкувере города Сочи, который будет принимать Олимпийские игры. Когда в череде артистов балета, представлявших Сочи, были артисты балета Большого театра, Мариинки и Новосибирского театра (он федеральный театр). При этом, на конкурсе по подведению итогов по подбору архитектурного решениия впервые, если мне память не изменяет, была персона замминистра, который курирует вопросы строительства. Что сказал замминистра?

Г.И.: Ну, понятно, что замминистра не может брать на себя обязательства в-обоход правительства и своего непосредственного начальства. При этом понимание важности Пермского театра оперы и балета на культурном ландшафте и важности этой реконструкции есть. В беседах это было ообозначено. И даже были обозначены некие технологии по попаданию этой стройки в какие-то федеральные программы. Другое дело – это все тоже усилия, это предмет переговоров, нахождения фигур влияния, которые могут поспособствовать продвижению. Потому что – что делает федеральный центр? Он на сегодняшний день жестко отсекает всю остальную Россию. Это деление на «своих» и «чужих» регионы только копируют. Допустим, распределение грантов президента. Все поняли, что гранты положены федеральным театрам – таким, как Мариинка и Большой. И вдруг гранты получают екатеринбургская опера и Новосибирск. Когда задали вопрос – почему? Это же провинциальные театры, присуждение им гранта нарушает баланс во всех провинциальных театрах! Оказалось, что просто потому, что они – федералы. И то же самое по Ванкуверу, и то же самое по Сочи. И так далее, и так далее…

С.М.: Я задам сейчас вопрос, провокационный, но, тем не менее… Меня интересует Ваше мнение, как человека знающего и думающего. На место Епископа Пермского и Соликамского Иринарха приходит митрополит Мефодий.

Г.И.: Не уполномочен я…

С.М.: Тем не менее, спрошу. Митрополит Мефодий известен не только как один из влиятельнейших архипастырей русской православной церкви, но и как человек, который одно время возглавлял специальную комиссию по возвращению церковного имущества. И есть подозрение, что здесь, на земле пермской (я, конечно, не готов сейчас говорить о будущих деяниях митрополита), он приложит все усилия, чтобы центральный храм, который ранее принадлежал русской православной церкви, был возвращен епархии. Тогда, быть может, прийдется строить галерею.

Г.И.: Ну, галерея и так обозначена в числе приоритетных проектов губернатором. И, собственно говоря, он называет четыре-пять проектов. Это театр, галерея, аэропорт, вокзал и зоопарк. Поскольку он находится на территории Патриаршего кладбища, то, конечно, это ужасно.

С.М.: Конечно!

Г.И.: Это – вопрос политический. Я буквально вчера «наткнулся» на вопрос одного из пермских политических деятелей, которое было обращено в сторону русской православной церкви: «Не смущает ли православных деятелей количество полуразрушенных храмов на территории Пермского края? И вот в чем изменится ситуация при получении Кафедрального собора, который будет требовать гигантских вложений?» Понятно, что десятками лет он не эксплуатировался в качестве церкви. И понадодбятся реконструкционные и реставрационные работы. И это будут многомиллионные и многомиллиардные вложения. Плюс многомиллионные вложения в здание галереи. И вот понимая символичность жеста – возвращение Кафедрального собора, отнятого неправедным образом, отторгнутого от церкви, как человек, представляющий культуру, я пытаюсь понять. Мы потеряем одну из лучших художественных галерей. Мы непонятно, в какое место - переведем коллекцию. И не понятно, как она будет выглядеть в этом новом пространстве. При этом Кафедральный собор тоже зафункционирует не скоро. Есть ряд вопросов, которые мне все равно не дают покоя. Но не будет ли по очередности смена приоритетов? Думаю, что в реалии, чтобы построить галерею, опять же, необходимо некое архитектурное решение, нужен некий проект, а это все – время - не месяцы, а годы. Поэтому, пока у нас есть некая фора во времени и в процессе, то будем надеяться. Опять-таки, ничего не загадывая наперед!

С.М.: В Перми в ближайшие годы обещают реконструировать театр оперы и балета. Который, как рассказал художественный руководитель Георгий Исаакян, пытаются реконструировать последние двадцать лет. Это тема нашего разговора, мы пытаемся так же разговаривать на сопутствующие темы. Вскрылось много проблем. Обязательно попытаемся поговорить о тех людях, которые блюдут охрану памятников культуры. Но есть соушатели на прямой линии с нами. Здравствуйте! Бессонов Алексей Борисович: Добрый день! Одна маленькая цифра. Из ста сорока миллионов населения сто двадцать получают меньше восьми тысяч рублей. Это население, которое исключено из потребления. Нам нужен театр, безусловно! Но вы поймите, что эти придурки загнали область и край в тупик. У нас нет экономики. Население не в состоянии ничего потреблять.

С.М.: Пытаюсь понять. Сто двадцать миллионов получают меньше восьми тысяч рублей. Это не правда. Людей, которые работают у нас всего меньше сорока миллионов человек. Все остальные – это или очень взрослые, или очень молодые.

Г.И.: Вы знаете, я вспоминаю крики депутатов областного собрания начала девяностых. Это было, когда федерация готова была софинансировать реконструкцию театра. Они тоже криками «народу жрать нечего, а вы тут театр будете строить» блокировали этот вопрос. Из этих депутатов практически никого уже нет. Но эти бессмысленные разговоры все время продолжаются. Зайдите в любой супермаркет и посмотрите, какое количество этот народ готов потреблять. При том, что, как нам сказали, ничего потреблять не может. Тогда откуда все эти тележки, набитые продуктами? Тогда отокуда эти толпы, ходящие в «Колизее» с пакетами из дорогих бутиков? Одна маленькая верхушка общества? Нет!

С.М.: Это очень разные люди, учитывая количество супермаркетов, которые открываются в городе. Недавно открылся еще один супермаркет строительных материалов. Если бы у нас не было покупательной способности, думаю, вряд ли это бы происходило. Очень интересная тема – позиция архитектурного надзора и людей, которые охраняют памятники культуры. Я помню ситуацию, когда была попытка закрыть театр по пожарным предписаниям.

Г.И.: Там не было даже заведено дело об административных нарушениях.

С.М.: Это когда Вы вскрыли двери: «Ой-ёй-ёй, какой неаккуратный художественный руководитель!» По-моему, одно из предписаний было – увеличить дверные проемы и чуть ли не увеличить высоту потолков. Это же невозможно совершенно! И в реконструкции это невозможно сделать, потому что это здание – памятник архитектуры. Что говорят?

Г.И.: На эту тему как раз сейчас вышло разъяснительное письмо Росохранкультуры, где памятники дореволюционные занесены в особый реестр, на которые не распространяются некоторые нормы Роспотребнадзора. Потому что понятно, что увеличить потолки в цокольном помещении сорокалетнего театра невозможно в принципе. Никто не поставит на домкраты это здание, никто его не поднимет. Поэтому данная тема, на самом деле, побочная. Что касается охраны памятников. Театр является охраняемым и неприкосновенным только в частях.

С.М.: Как интересно!

Г.И.: Неприкосновенными являются главный фасад, зрительный зал. Но тыльная сторона здания и закулисная часть памятником не являются. Почему и проекты компануются в основном за театром. Как раз с той стороны можно расширять, вторгаться в здание, пытаться как-то улучшать условия работы артистов.

С.М.: Я мельком попытался представить, какое количество артистов было в этих гримерных. Я имею в виду именитых артистов, которые известны по всему миру, о которых до сих пор слагают легенды. Что оперные певцы, что артисты балета, которые находились в этих стенах. Мне кажется, что многие деятели культуры должны просто с придыханием входить туда. Если их можно будет реконструировать, получится тоже интересно. Еще одна позиция. Я понимаю, что люди из надзора, которые входили в комиссию, сказали, что их этот новый проект устраивает. Сделать кукполом это здание или еще как-то изменить его было нельзя. Новое здание будет строиться во второй половине театрального сада. Или, как сейчас называют, театрального сквера.

Г.И.: С тыльной стороны театра.

С.М.: Туда сразу будет включено все – склады, новые гримерные…

Г.И.: Репетиционные залы, сцена, новый вход со стороны улицы Сибирской…

С.М.: Вы говорили, что эта сцена будет сделана по последнему слову театрального искусства, там будет передвигаться все на свете. И, если это правда, то скажите, кто ее будет разрабатывать? Наши английские друзья или…

Г.И.: Дело в том, что любое архитектурное бюро над такими сложными заданиями работает с консультантами. Даже в рамках архитектурных проектов уже были показаны разработки консультантов по акустике (совершенно потрясающие), консультантов по театральным технологиям. То есть архитекторы разрабатывают некий облик здания. Его начинку – инженерную, театральную, акустическую и прочую разрабатывают уже специализированные компании, которые можно сосчитать на пальцах одной руки – это во всем мире. И я могу знать, что если это будет не эта компания, то тогда – вот эта. Акустикой, допустим, занимается всего три компании во всем мире. Акустикой – в большом значении этого слова. Театральной машинерией занимается три-четыре компании в Европе и Америке, и полторы компании в России. Понятно, что не Чипперфильд будет разрабатывать механику сцены, понятно, что не Чипперфильд будет разрабатывать акустику зала, понятно, что он будет принимать к сведению пожелания специалистов и адаптировать это в некий архитектурный облик.

С.М.: Я только знаю, что Чипперфильд известен своими музеейными проектами.

Г.И.: На презентации он как раз показывал примеры, как он вписывает свои проекты в исторический район новое здание. Или как он рекоонструирует старинное здание. Допустим, в Лондоне – Школа драматического искусства, которая, оставшись с историческим фасадом, изнутри полностью была переделана, сделана, как совершенно современное здание и внутри квартала пристроена. Это то, о чем речь идет в контексте нашего театра. То есть это – отдельные технологии. Этим очень много занимаются немцы, достаточно подробно занимаются французы, голландцы.

С.М.: А неизбежен вопрос. Во-первых, я думаю, реконструкция театра неизбежно случится. Ну, не может быть, чтобы этого не произошло. Я считаю, что руководство министерства культуры Пермского края со всеми новомодными проектами должно учесть интересы традиционного искусства. Я знаю, что интерес к этому проекту все равно есть, тем более, что и сенатор от Пермского края, господин Гордеев сильно приложился к тому, чтобы новый проект состоялся. Но начнется проект – и куда Вы денетесь со всей труппой?

Г.И.: Эта информация очень некорректно разошлась по всем СМИ. Мне даже пришлось срочно собирать труппу и успокаивать. Театр «загудел» на следующий день после того, как поступила информация об утверждении проекта, потому что появились сообщения, что театр закрывают. Одним из условий технического задания было то, что театр ни на день не прерывает своей работы. Все работы по строительству должны быть спланированы таким образом, чтобы театр мог работать в старом здании, пока не будет построено новое. Затем есть некий переходный период, когда осваивается новое здание. После того, как труппа переселится на новую площадку, на новую сцену, в новые помещения, тогда уже наше историческое здание закрывается на технологическую реконструкцию. Понятно, что ценность театра определяет не только его здание, но в первую очередь – труппа. Провинциальная труппа без здания существовать не может.

С.М.: Значит, мы должны сделать в Перми все по образцу Мариинского театра? Там сейчас тоже к 2011 году должны закончить новую сцену, труппа переедет на новую сцену, а затем будет реконструировано старое здание. В силу того,что приходится сталкиваться со строительными объектами за пределами радиостанции, я могу сказать, что 14 год – это совершенно какие-то нереальные цифры. Мне кажется, что все-таки мы будем ожидать…

Г.И.: Ну, я не думаю, что я могу подвергать сомнению слова губернатора. Он сказал – четырнадцатый год. И я принял это как некое поручение.

С.М.: Будем надеяться, что гарант сможет обеспечить реализацию этого решения. Если Олег Анатольевич возьмет его в качестве своего приоритетного проекта, как он заявляет, то это точно произойдет. И будут брошены все силы региона, а, может, и не только региона.

С.М.: Собственно говоря, при Солдатове реконструкция именно таким оборазом и была произведена. Тогда были брошены все силы региона, заводов, строительных организаций. Это было просто такое партийное задание. Насколько я знаю, у этого здания есть собственная альтернативная жизнь, и оно имеет собственное ощущение по поводу любой реконструкции. Постоянно ставится огромное количество вопросов к строителям, которые туда прихоодят. Там либо надо любить это здание, либо оно начнет «выкидывать» невообразимые «подарки», но это тема другой программы. Есть позиция слушателя. Здравствуйте! Луговой: Здравствуйте! Я архитектор. Вопрос к Георгию Георгиевичу. Вы наверняка знаете и поните проекты института «Пермгражданпроект».

Г.И.: Да, безусловно, я посвятил этому многие годы своей жизни.

С.М.: Вы, наверное, помните. Скажите, чем принципиально отличается сегодняшний проект от того, который предлагали пермяки. По схеме, я понял – это то же, что было предложено Дэвидом Чипперфильдом? Второй вопрос. По-моему, для успешной реализации любого проекта кроме идеи (концепции) требуются еще деньги и воля к реализации.

С.М.: Да, спасибо большое, именно об этом мы и говорим. Без денег и без воли политической и моральной вряд ли эта реконструкция произойдет.

Г.И.: Смешная ситуация с реконструкцией пермского театра оперы и балета заключается в том, что деньги выделяются регулярно. Многотерпеливые депутаты и многотерпеливое правительство. Мы выходим с этим вопросом, депутаты и правительство, понимая важность задачи, идут навстречу. Мы ходим и просим. И все упирается в тех самых проектировщиков. Потому что укорять меня «Пермгражданпроектом» бессмысленно. Я стоял на коленях и умолял их закончить наконец-то проектные работы и позволить нам начать строить. И они этого не сделали, они держали эти проектные документы годами. В какой-то момент сменилась власть, сменилась политика приоритетов, видение процедуры реконструкции – и все. И время было упущено. К сожалению, проектные организации работают «с процесса», они не работают «с результата». Им не интересно, будет ли это когда-то построено - или нет. Это меня более всего печалит и смущает.

С.М.: Я защищу проектные организации. Некоторые даже очень настроены, чтобы то, что они проектируют случилось, но, поскольку у нас страна процесса, а не результата, к сожалению – пока!... Я думаю, что меняется многое. Вот у нас Олимпийские Игры будут в Сочи в 2014 году, там тоже много амбиций. Главное, как сказал господин Сапиро не так давно, «главное, чтобы амбиции с амуницией срослись – и все будет хорошо». В нашем случае все намного культурнее и интереснее для города Перми. Потому что это – одна из точек притяжения. Абсолютно точно! И когда люди приезжают сюда, они всегда идут в театр оперы и балета. И когда у пермяка спрашивают, куда сходить, в пермский театр оперы и балета идет номером один в перечне. Не успели сегодня поговорить о многих интересных темах. Про творческие планы практически ничего не поговорили. Скажите, пожалуйста, когда мы с Вами должны будем встретиться в следующий раз, чтобы узнать что-нибудь по поводу рабочего проекта, разработки и так далее?

Г.И.: Я думаю, что уже в конце весны должны быть определены какие-то этапы по рабочей документации проекта и прочему, прочему… До этого, если нам удастся встретиться после «Золотой Маски», обсудить, как прошло выступление балетной и оперной труппы. Вот тогда мы и будем иметь какую-то пищу для размышлений.

С.М.: Ну, что ж, с божьей помощью и человеческой волей, я надеюсь, этот проект будет реализован. Георгий Исаакян был с нами сегодня в программе «День города».