Верхний баннер
15:30 | ЧЕТВЕРГ | 28 МАРТА 2024

$ 92.59 € 100.27

Сетка вещания

??лее ????ов??ое ве??ние

Список программ
12+

отдел продаж:

206-30-40

18:05, 18 ноября 2016

«Меня аж трясло, когда я открывал главную страницу «Ленты» и привыкал к этому новому, дурковатому таблоидному стилю. Сейчас мне неинтересно, что там происходит», — Иван Колпаков, главный редактор интернет-издания «Медуза»

«Меня аж трясло, когда я открывал главную страницу «Ленты» и привыкал к этому новому, дурковатому таблоидному стилю. Сейчас мне неинтересно, что там происходит», — Иван Колпаков, главный редактор интернет-издания «Медуза»
«Меня аж трясло, когда я открывал главную страницу «Ленты» и привыкал к этому новому, дурковатому таблоидному стилю. Сейчас мне неинтересно, что там происходит», — Иван Колпаков, главный редактор интернет-издания «Медуза»
Иван Колпаков, главный редактор портала «Медуза». Иван, добрый день, очень рад тебя видеть на пермской земле!

– Привет, ужасно рад тебя видеть, да, и слышать.

Взаимно. Спустя сколько, если так можно сказать, лет ты вновь вернулся в Пермь? Ведь нельзя сказать, что ты бываешь здесь каждые полгода.

– Ну я был здесь, мне кажется, в прошлом году летом, в начале лета, так что больше, чем год.

Непродолжительный период времени.

– Ну не такой уж продолжительный.

И какие впечатления, эмоции от любимого, наверное…

– Любимого, конечно, любимого. Но я, честно говоря, не узнаю город. В центре понастроили много новых уродливых зданий, по-настоящему уродливых. Некоторые открыточные виды просто-напросто испорчены. Меня глубоко потряс новый жилой комплекс, открывшийся рядом со сквером Уральских добровольцев и зданием губернатора и правительства. Ну я просто, честно говоря, был в шоке и даже вскрикнул, когда увидел это. А в остальном, кажется, все на месте.

Слава богу. А люди?

– Ну люди не разочаровывают. Я сюда приехал ради того, чтобы повидать людей, прежде всего, не здания, не уродливые здания.

На месте ли они?

– Люди? Да нет, не все на месте. Честно говоря, каждый раз, когда я приезжаю, выясняется, что кто-нибудь еще покинул Пермь.

Это тенденция последнего времени, причем был период массового отъезда, несколько волн. Я думаю, что часть из них ты застал, еще постоянно проживая в Перми. Все говорят, что Пермь – депрессивная, и все на самом деле катится в тартарары. Согласишься с этим утверждением?

– Я бы сказал, что очевидно, что нынешний, так сказать, период истории Перми не самый веселый, безусловно, и довольно тревожный. И наблюдать со стороны за тем, что происходит в Перми, а я безусловно это делаю, то есть, я, конечно же, не очень вовлечен в пермскую повестку, но я все равно продолжаю читать в Фейсбуке своих друзей из Перми и, естественно, я читаю пермские издания и слежу за тем, что происходит здесь на медиарынке. И все это, скорее, удручает.

Если взять чуть пошире, ведь твоя сегодняшняя база, твоя жизнь протекает большей частью в Европе, в Прибалтике, где располагается корпункт «Медузы». Ну не корпункт, основная редакция, штаб.

– Я бы сказал, штаб-квартира.

Штаб-квартира.

– Да.

Москва тоже была в каком-то эпизоде твоей жизни, и ты… И вы все равно уехали, вы уехали целой командой.

– Ага.

И может быть то, что сейчас очень ярко бросается в глаза на территории Перми, уже распространилось и на всю страну? Почему, кстати, «Медуза» переехала?

– Ну «Медуза» не то, чтобы переехала.

Создавалась иначе.

– «Медуза» была сразу же придумана как издание, которое будет вещать из Риги. На то было несколько причин. Основная причина заключается в том, что, честно говоря, после того, что произошло с «Лентой», было ощущение, что, наверное, не стоит делать новое общественно-политическое издание в России, это просто не самая блестящая идея и с точки зрения безопасности, и с точки зрения психологического спокойствия. Наверное, проще было открыть издание там, где условия на медиарынке не меняются с невероятной неожиданностью и с небывалой, чрезвычайной скоростью. Понятно, что в России за несколько лет было принято множество довольно противоречивых законов, прямым или косвенным способом ограничивающих деятельность журналистов. И это как бы такой, это такая окружающая среда, довольно неприятная, довольно агрессивная по отношению к новым проектам. Ну и поэтому, собственно, мы решили, что пусть будет какая-нибудь страна внутри желательно Европейского союза, где, в общем, очевидно, что условия для работы журналистов гораздо лучше.

Ну а почему это не Германия, скажем? Почему Прибалтика?

– Ну по одной простой причине: во-первых, это далековато от Москвы. Все-таки Рига – всего час тридцать ты летишь на самолете, и ты, в общем-то, в Риге, летишь из Москвы. Это не далеко.

Русскоговорящая среда.

– Во-вторых, это русскоговорящая среда, хотя она казалась гораздо более русскоговорящей издалека. Когда мы приехали туда, мы выяснили, что это очень специфическая русскоговорящая среда. Ну и там было очень дешево, помимо всего прочего, в 2014 году, в середине 2014 года. Когда мы туда приехали, Рига просто была гораздо дешевле, чем Москва. Сейчас это, к сожалению, не так, оказывается.

Времена меняются.

– Да.

И не собираетесь менять месторасположение?

– Нет, пока мы остаемся в Риге, я думаю.

Все наблюдали за этой замечательной, ну в кавычках, историей с «Лента.ру», с тем, как единогласно – я думаю, этот вопрос задавали тебе многократно, и не только я, но и наши московские коллеги, знаю – но все же таки, спустя два с лишним года удалось оправиться? И до начала эфира ты сказал, что, в принципе, от того количества людей, кто ушел и переехал в Ригу, бывших сотрудников «Лента.ру» практически никого не осталось, по пальцам, ну если не одной, то двух рук можно пересчитать.

– Ну там их чуть побольше, наверное, все-таки, чем пальцев на двух руках, но хороший на самом деле вопрос: оправились мы после этого или не оправились? Это было удивительное и довольно страшное событие в нашей жизни, вполне себе предсказуемое, между прочим, и мы предполагали, что это может случиться, но подготовиться к смерти невозможно, она просто тебя настигает внезапно. Но поскольку мы начали делать новый проект, мы его очень любим, он получается совсем другим, я думаю, что он полностью выместил наши чувства, касающиеся «Ленты». Я не испытываю абсолютно никаких эмоций, когда открываю сайт «Лента.ру». Естественно, в первые месяцы после увольнения Гали и после моего увольнения меня аж трясло, как говорит певица Елена Ваенга. Меня аж трясло, когда я открывал главную страницу «Ленты» и привыкал к этому новому, дурковатому таблоидному стилю. Сейчас мне неинтересно, что там происходит. Я с большой теплотой и с некоторой ностальгией вспоминаю времена, когда мы работали в «Ленте», это было по-настоящему круто. Но все мои мысли, все мои устремления, все мои силы сейчас брошены на проект под названием «Медуза». И я страшно счастлив, что после «Ленты» начала происходить какая-то другая жизнь. Потому что, конечно, когда мы уходили из «Ленты», было ощущение, что может быть с нами никогда больше ничего такого значительного в профессиональном плане не случится.

«Медуза» ворвалась в информационное пространство России, есть у нее огромное количество поклонников, не меньше критиков, но причем вся риторика тех, кто на вас собак спускает, крутится вокруг источников финансирования вас, хотя я знаю, что очень многие из тех, кто не любит «Медузу», говорит о том, что все-таки профессионализм, он налицо и на лице. Я несколько раз видел в социальных сетях, как вы, ну не знаю, «хедхантите», что ли, подбираете сотрудников, предлагая какие-то должности. Как вообще выглядит эта работа? Это, кстати, очень многих интересует и меня просили задать этот вопрос специально.

– Работа по поиску людей? Ты просто так начал издалека, вкрадчиво, про то, что у нас есть поклонники, и нас ненавидят, и про источники финансирования.

А я вернусь еще к этому.

– Хорошо, да, ладно. Про то, как мы нанимаем людей. Я считаю, что лучше всего нанимать людей, когда ты точно знаешь, кто тебе нужен, и ты конкретно этого человека к себе приглашаешь. Здесь есть два важных момента: с одной стороны кажется, что мы можем позволить себе нанять любого человека, это довольно соблазнительное положение просто в силу некоторых обстоятельств на рынке, особенно после того, как там случилась беда с «РБК» в этом году. Нигде не очень хорошо. У нас все относительно неплохо. И поэтому мы, конечно, привлекаем лучших журналистов с рынка. С другой стороны, опять-таки…

Ну этот отбор частный, он формируется, этот пул возможных ваших работников формируется из тех, кто разделяет вашу позицию? Махровый, как сегодня принято – терпеть не могу это слово – ватник, мог бы вести колонку в «Медузе», просто представляя на ваших страницах другую точку зрения?

– Дело в том, что в «Медузе» нет колонок. Но я в принципе против колумнистики как жанра.

Ну тему…

– Меня не очень интересуют политические убеждения людей, с которыми я работаю, меня беспокоит… главное, что меня должно беспокоить, это их профессиональные качества. Известно, например, что среди сотрудников «Медузы», и в том числе среди довольно важных редакторов «Медузы», не все… Некоторые из них поддерживали Дональда Трампа на американских выборах. Понятно, что это не имеет никакого значения…

А поддерживают ли они Владимира Путина? – вот вопрос какой имеет значение, наверное, и политику сегодняшнюю в государстве.

– Дело в том, что это не наша работа – поддерживать или не поддерживать Владимира Путина. Это не наша работа. Мы не занимаемся пропагандой или антипропагандой, мы занимаемся журналистской деятельностью. Наша работа – рассказывать интересные истории про то, что происходит в России. Поэтому последнее, что меня будет интересовать, честно говоря, в профессионале, которого я собираюсь нанимать, это его политические убеждения. Другое дело, что, конечно, человек, который работал в издании «Life», или человек, который работал на телеканале «Россия» в последние годы по собственному желанию… Честно говоря, я не могу себе представить, что могут быть какие-то другие обстоятельства, я не очень верю в то, что люди вынуждены работать на телеканале «Россия», потому что им нужно за ипотеку платить. Разумеется, это очень плохая строчка в резюме, я на нее посмотрю и, скорее всего, этот человек не подойдет, потому что эти люди дискредитируют профессию, прежде всего – профессию.

Если возвращаться на пермскую землю – я так полагаю, что не только через Фейсбук – и за тем, что происходит в нашей общественно-политической жизни, ты следишь, но и за пермской журналистикой, наверное, отчасти?

– О, да.

Что скажешь, посмотрев на нее сейчас?

– Ну я вот пришел на радио «Эхо Москвы» в Перми, которое входит в холдинг Скриванова, насколько я понимаю. И, конечно, та скорость, с которой росли медиаактивы Скриванова, это пугающий рост, безусловно и, наверное, эта ситуация деформирует как бы рынок в целом, когда есть такая гигантская медиаимперия, которая находится в руках одного человека, обладающего очевидными политическими интересами… Не знаю, насколько допустимо у вас в эфире об этом рассуждать…

Это «Эхо».

– Слава богу. И это, конечно, смущает. Ну история Маркевича, как бы фантастическая абсолютно, фантастически крутая, страшная, и про жизнь в России…

Крутая – здесь негативная коннотация, да?

– Абсолютно, конечно. Ну в смысле, она выдающаяся, она крутая по фактуре, она просто очень остросюжетная, Крутая – в смысле, остросюжетная. Но в целом это кошмар, катастрофа. К сожалению, я не могу сказать, что появились какие-то большие новые медийные проекты, за которыми всерьез интересно наблюдать. Я, например, я больше, конечно же, читаю, чем слушаю или смотрю, поэтому я продолжаю читать все свои любимые старые издания, плюс к ним добавилась может быть еще интернет-газета «Звезда», которая не входит в холдинг Скриванова. Но, кстати, тоже, мне кажется, там есть политическая позиция, она прямо чувствуется.

А это хорошо или плохо?

– Ну в традициях русской журналистики, скорее, не очень хорошо, мне кажется, не очень хорошо.

А справедливо ли сегодня вообще говорить о традициях русской журналистики? Ведь независимой журналистики у нас не было. Короткие вспышки середины 90-х и до – хорошо – даже середины нулевых, и все. И отдельные издания при этом, политическая окраска, определенные цели, которые преследовались. Ведь что газеты, что радио, что телевидение – это всегда был инструмент в нашем с тобой отечестве, на протяжении уже почти века.

– Мне кажется, ты не прав категорически. Я работал, в 2011-2012 годах, я работал в крупнейшем… В 2012-2013… Господи, в какие это годы было? У меня уже все в голове перепуталось. Ну вот, в начале 2010 годов я работал в крупнейшем независимом издании России. Аудитория «Лента.ру», когда мы оттуда уходили, составляла примерно 20 миллионов человек в месяц. Это гигантская аудитория и аудитория, сопоставимая с аудиторией федерального телеканала. Телеканал «Первый канал» – у него аудитория 50 миллионов человек в месяц. И такая аудитория, и тот факт, что я, в принципе, работал в таком издании, говорят мне ровно о том, что и независимая журналистика, безусловно, и ее институты существовали в России и существуют по-прежнему. И есть хорошие традиции, есть хорошие журналистские школы. И самое главное – у аудитории востребована независимая журналистика, ну не говоря уже о том, что вообще-то был «Коммерсант» конца 90-х – начала нулевых. Вообще-то есть газета «Ведомости», с ней все очень хорошо. Вообще-то была фантастическая – и это я уже говорю в самом положительном смысле – история издания «РБК» с новой командой, до того, как уволили Осетинскую, Баданина и Солюса. Было очень много разных независимых изданий. Безусловно, очень часто владельцы российских изданий пользовались ими в своих…

В корыстных целях.

– Корыстных целях, да, и в политических целях. Но это происходило не с каждым медиа российским, безусловно, и были и есть в России главные редакторы, которые никогда не позволят использовать их в политических целях. Поэтому мне кажется, что ты категорически не прав. Даже прямо сейчас, даже в нынешних условиях, когда практически весь рынок разрушен, в России есть независимые медиа.

Ну заметь, я всего лишь вопрос задал, это не было моим убеждением или мнением…

– Ну слава богу.

Это частое обстоятельство, с которым приходится сталкиваться. Главный принцип Венедиктова на московском «Эхе» – это плюрализм мнений. Но всегда аудитория, причем умная, думающая аудитория у «Эха» начинает навешивать ярлыки. Если у меня в эфире сидит нацист и я задаю ему какие-то вопросы, меня подпишут под ту же гребенку. Если у меня сидит махровый коммунист, я тоже стану в глазах слушателей коммунистом. И это, я не знаю, такая призма восприятия наших потребителей, я имею в виду слушателей, читателей. Если учитывать ее, можно ли сформировать какой-то пул, какую-то целевую группу, аудиторию, на которую сегодня работает «Медуза», и вообще на которую должны ориентироваться те или иные СМИ, и в первую очередь независимые?

– Ну каждое СМИ ориентируется на свою аудиторию, насколько я понимаю. Например, аудитория «Эха Москвы» в целом, если мы говорим про федеральную радиостанцию, это довольно пожилая аудитория…

Взрослая, я бы сказал даже.

– Это демократы, так сказать, первой волны, да, 90-х годов, люди старой закалки, старых убеждений, и довольно большая, естественно, часть аудитории «Эха Москвы» – это люди, которые ненавидят «Эхо Москвы» и приходят для того, чтобы послушать проклятых оппозиционеров.

Вражин проклятых.

– Аудитория «Медузы» абсолютно уникальная, потому что аудитория «Медузы» очень молодая. Наша аудитория самая молодая по сравнению со всеми остальными российскими интернет-изданиями. То есть средний возраст нашего читателя – 25 лет. Больше порядка 60-70% наших читателей младше 35-ти. Это люди, которые очевидно существенно иначе воспринимают ситуацию в стране и мире, нежели люди старшего поколения. Многие из этих людей родились в мире, в котором уже существовал интернет. Это люди, которые по-другому воспринимают знания, по-другому относятся к знаниям.

Или к информации. Здесь есть принципиальная разница?

– И к информации. Это люди, которые по-другому видят место России в мире и вообще по-другому относятся к тому, что происходит в мире. Это молодежь. И мне бы очень хотелось, чтобы «Медуза» оставалась изданием для молодых. С годами это будет делать все сложнее, потому что…

Ты тоже стареешь.

– Я тоже старею, да. Но нынешний читатель «Медуза», безусловно, младше меня, ну и мне это дико приятно.

По поводу молодежи… Одна из главных причин, почему ты в Перми, это участие в фестивале студенческих СМИ «Бамбалейла». Два дня, если не ошибаюсь, ты выступал перед будущими молодыми журналистами и уже поделился впечатлениями, сказав, что, в принципе, оно весьма позитивное. Подробностей бы хотелось тут.

– Ну я выступал один день, потому что у меня задержался рейс из Москвы из-за снегопадов в Москве. Зато один день, но с утра до ночи. Я страшно доволен тем, что получилось, потому что очень приятная аудитория, очень интересные вопросы. Это очень молодые люди, с одной стороны. С другой стороны, конечно, хотелось бы, чтобы эти молодые люди больше читали, больше смотрели кино и сериалов, больше интересовались окружающим миром.

Они не произвели на тебя впечатления людей, интересующихся окружающим миром?

– Они произвели на меня впечатление людей невероятно любознательных, но почему-то не замечающих очень интересных вещей, которые происходят прямо сейчас вокруг нас.

Ну, например?

– Ну не знаю, например, это, очевидно, были люди, которые интересуются журналистикой, и совсем немногие из них смотрели сериал «The Newsroom» Аарона Соркина.

То есть, ты считаешь, что это непременное условие для человека, который… Я тоже его не смотрел, начинал, но не пошло.

– Ну это другое дело, конечно, не все любят Соркина, я люблю, тебе не пошло. Я не считаю, что что-то из этого является непременным, мне просто, просто каждой аудитории, я заметил, что перед кем бы я ни выступал, в каждой аудитории есть два или три человека, которые в курсе всего, они знают, о чем пишет «Медуза», они читали, они читают, они знают, какие сейчас самые крутые издания в мире – и в Америке, и в Европе, они наслышаны о последних медиаскандалах, они прочитали все важные книжки по поводу медиа, которые вышли в последние годы. Но их всего два или три. Но это, наверное, нормальное процентное соотношение.

То есть из этих ребят и может получиться толк, если они не остановятся на достигнутом?

– Из них всегда получается толк. Я больше того могу сказать, я прям вот не знаю, например, ездил в Екатеринбург в этом году, выступал в Ельцин-центре с тренингами для журналистов, и там точно такая же была история, и я за некоторыми из участников этих тренингов слежу до сих пор и вижу, как они растут прямо на глазах.

Серьезно изменился формат подачи информации сегодня, и не всем, кстати, эти изменения по душе. «Медуза» сегодня предлагает весьма необычный формат преподнесения информации – какой бы то ни было, и многие ее копируют. Вот ты «Звезду» сегодня похвалил, именно портал, а я сегодня пробежался по ней с утра и понял, что фактически очень много тех технологий, заимствований, они у вас переняли.

– Да.

А вы взяли откуда? Есть, чем похвастаться? «Вот именно этот формат – это наше изобретение». Или все давным-давно известно, есть на Западе, но нет у нас, в нашей ойкумене, скажем, российской?

– Мы ничего не копируем, не копируем у своих американских или у своих западных коллег. Мы очень многими их идеями вдохновляемся, но мы каждый раз, если нам нравится какой-нибудь формат, которого еще нет в России, мы его изобретаем заново. То есть, например, историю про объяснительную журналистику я считаю абсолютно своей, именно «медузной». То, как устроена объяснительная журналистика – explanatory journalism – на русском языке придумала «Медуза». Безусловно, мы не…

У нее нет конкретного прародителя, у нее коллектив «Медузы»?

– Нет, мы не придумали объяснительную журналистику как таковую, она, конечно же, появилась в англосаксонской журналистике, прежде всего. И можно долго спорить по поводу того, почему она как бы случилась, почему случилась объяснительная журналистика, это очень интересно. Но на русском языке объяснительную журналистику нам пришлось придумывать практически с нуля. И нашими наработками пользуются.

Не жалко?

– Да нет, не жалко. Мне, скорее, жалко иногда идеи, потому что тупое копирование, ну как бы, понимаешь, когда ты смотришь на автомобиль «Мерседес», ты понимаешь прекрасно, что дело не только в уникальном…

Дизайне, например.

– Дизайне, да, в уникальном промышленном дизайне, уникальном покрытии. Очень интересно открыть капот, посмотреть, что внутри, как устроен двигатель и какая там электроника стоит, как все эти части между собой взаимосвязаны. У нас довольно много всего заимствуют наши коллеги – ну ради бога. Но мне бы очень хотелось, чтобы это происходило чуть более вдумчиво. За каждым форматом стоит идея, за каждым форматом стоят определенные правила, иногда довольно жесткие, и в случае с объяснительной журналистикой особенно. И объяснительная журналистика, и геймификация, мы просто поставили на промышленный поток историю с играми по поводу новостной повестки. Не мы это придумали, но мы это перепридумали. Мы сделали так, чтобы это стало настоящим журналистским жанром. И мы сделали так, чтобы редакция была в состоянии думать этими игровыми форматами. Мы перестроили редакцию соответственным образом, у нас там, в редакции, безусловной частью редакции является разработчики, программисты и дизайнеры. И у нас есть история под названием «Рабочие группы», в которые входят и программисты, и журналисты, и дизайнеры, и они вместе работают над какими-то проектами. История про нативную рекламу… Конечно, мы не придумали нативную рекламу, но мы стали ее пионерами в России, мы впервые на этом рынке сформулировали, что такое нативная реклама, по каким правилам она должна делаться и какие правила ни в коем случае нельзя нарушать. И сейчас все делают нативную рекламу, и, разумеется, качество нативной рекламы в целом по рынку падает, потому что ребята играют не по правилам, потому что это сложный рынок, потому что там много подводных камней, много нюансов. Но мы всегда с большим удовольствием готовы поделиться своими идеями, мне вообще не жалко.

Что вы и активно делаете.

– Мне вообще не жалко идей, да, потому что придумать может кто угодно, а вот сделать здорово получается не у всех. Да, мы активно это делаем, активно про это рассказываем. Но я просто хотел сказать, что мне кажется, что какими бы необычными форматы не были, в каких бы удивительных новых жанрах мы не работали, я надеюсь, что их будет еще больше в ближайшее время, наша профессия остается, наша главная задача остается прежней, наша профессия остается прежней, мы должны рассказывать, мы должны интересно рассказывать истории. И все эти придумки…

Не придуманные, чаще всего.

– Не придуманные, разумеется, мы должны информировать читателей. А как информировать читателей? Нужно интересно рассказывать истории, потому что, разумеется, приходится конкурировать буквально со всем, прежде всего, с Фейсбуком, прежде всего, с другими социальными платформами, которые пожирают время читателей. И, разумеется, мы должны выглядеть привлекательно, наши истории должны быть офигительными, чтобы на нас обращали внимание, чтобы у людей сохранялся интерес к новостям при том, что он в целом, разумеется, падает.

Иван Колпаков, главный редактор интернет-портала «Медуза» в гостях на «Эхе Перми». Продолжаем. Интересно, как начинается рабочий день в редакции «Медузы», с чего? Вообще, откуда эти берутся идеи?

– Рабочий день начинается в семь утра, когда на работу приползает утренняя смена, матерясь и проклиная все на свете.

Вы работаете по сменам?

– Ну у нас есть утренняя смена и вечерняя смена для того, чтобы мы могли покрывать большую часть дня. У нас, к сожалению, нет ночной смены, потому что мы себе этого не можем позволить.

В финансовом отношении?

– В финансовом отношении, да.

Из кого она состоит, эта смена? Как у вас проходят летучки, как вы выбираете темы? Я понимаю, что не объяснить в двух словах, но…

– Да, в двух словах трудно объяснить, но есть новостная редакция, есть новостные редакторы, которые по очереди работают в утренней и вечерней смене плюс иногда в выходные. И там есть некоторая ротация, потому что ты просто выгораешь, если ты все время работаешь утром или ты все время работаешь вечером и мало видишь других людей. Поэтому нужна ротация. Но самое главное, самая главная часть нашей работы, как мне кажется, вообще важнейший момент в течении любого рабочего дня – это утренняя летучка, которая происходит сейчас в 10 утра, на которую собирается вся редакция, включая все технические службы, включая дизайнеров, программистов и, собственно, на этой летучке мы обсуждаем, что произошло вчера, как мы поработали вчера и что мы будем делать сегодня. На этой летучке придумывается большая часть материалов, которые мы делаем сегодня же или в ближайшие дни. Плюс помимо этой летучки есть еще набор, ну как бы целая система совещаний в течение недели – отдельное совещание по играм, отдельное совещание по большим текстам, отдельное совещание по дистрибуции контента, новым платформам, новым идеям, и так далее, и так далее, и так далее. В общем, хорошее издание проводит много совещаний, у нас такая культура, что мы, в принципе, к совещаниям относимся как к самой важной части своей работы. Даже текст писать не так важно, как провести качественное совещание и придумать этот текст.

Ну, кстати, многие могут не согласиться, потому что в производственной сфере какое-нибудь совещание – это чаще всего пустая трата времени.

– Зависит от того, как ты ведешь это совещание, зависит от того, с каким настроением ты приходишь на это совещание.

Я так полагаю, наверное, не ошибусь, если скажу, что вы не ставите перед собой задачу набрать огромное количество эксклюзивов или быть первыми в каких-то новостях, поэтому у вас и нет людей, специально следящих за информационными лентами и за какими-то событиями, используя различные ресурсы. Ваша задача – наполнить контентом даже какую-то известную новость, уже вроде бы ставшую достоянием общественности. Таков принцип?

– Мы не боремся за эксклюзив, в принципе, в современном мире мне кажется эта борьба несколько бессмысленной, эта гонка совершенно неинтересная и я в ней участвовать не хочу, хотя я очень люблю эксклюзивные истории и они у нас довольно часто происходят. Вот прямо сейчас…

Ну они человеческие, эти истории.

– Ну какая разница? Бывают человеческие, бывают не очень человеческие. Эксклюзив этого лета – например, мы написали первыми о том, что Владимир Путин подписал не тот указ, который приняла Государственная дума. Это была довольно известная история и у нее были в том числе некие кадровые последствия в кремлевской администрации. Или, например, прямо сейчас наша история, которую мы написали первыми и больше всего, активнее всего рассказываем, это история про ситуацию в исправительной колонии номер семь, история про Ильдара Дадина. Мы любим, я очень люблю эксклюзивные истории и мы, в принципе, ищем их и разрабатываем их, и нам очень нравится опережать своих коллег и в новостях, но просто, безусловно, цели быть первыми во всем – в скорости и в эксклюзивах – нет. Есть задача рассказывать самое важное о том, что происходит в России и мире. Есть задача представлять читателю гармоничную картину событий сегодняшнего дня или этого часа.

Ну про гармоничные события, прошу прощения, мне понятно, а вот самую важную информацию, ведь какова она, какова важность той или иной информации – определяете вы, есть такой термин – «манипуляция информацией». Вот, например, вот про того же Эльдара Дадина, не хотелось бы говорить, но я общался, когда узнал об этой истории, с некоторыми работниками исправительной колонии, которые рассказывали, что есть люди, которые на голову сумасшедшие, они принципиально провоцируют людей не всегда хорошо образованных, умеющих сдержать себя, которые работают вот в этой исправительной системе. Иллюстрацией манипуляции информацией является, наверное, для меня замечательный эпизод, когда в России разрешили помимо круглых печатей еще и квадратные, треугольные, в зависимости от желания предпринимателя, и кто-то написал о том, что Путин запретил все круглое, хотя, по большому счету, это не соответствовало действительности. Как избежать манипуляции информацией, исходя из убеждений автора той или иной публикации?

– Да это не имеет никакого, честное слово, это не имеет никакого отношения к убеждениям автора. И представление о том, что журналист стремится воспользоваться возможностью своего медиа для того, чтобы убедить читателя в чем-нибудь, ну это довольно обывательское представление, и это, опять-таки, вопрос из разряда: «Давно ли вы перестали пить коньяк по утрам?» Я не вижу смысла по этому поводу пространно выступать, да, наша работа – это рассказывать истории, наша работа – заниматься хорошей и качественной журналистикой, наша работа – избегать манипуляций, наша работа – быть максимально объективными и непредвзятыми. Мы все время повышаем свои собственные стандарты, мы стараемся сделать так, чтобы наши убеждения, наши представления о том, как устроен мир, не воздействовали на нашу работу. Я могу привести маленький пример. Например, «Медуза» время от времени пишет про Пермь. Я принципиально не редактирую тексты, которые выходят на «Медузе» и которые посвящены пермской ситуации, потому что у меня есть мнение по поводу того, что тут происходит, у меня есть отношение, я связан, больше того, с большинством людей, о которых приходится писать в этой ситуации – дружескими или вражескими отношениями. И для того, чтобы мое отношение на это не повлияло, я не притрагиваюсь к этим текстам, это никого не интересует за пределами редакции. Но я считаю, что так правильно. Я позволяю себе отпустить в этот момент поводья и говорю своему заместителю, своим заместителям: «Ребята, вы почитайте этот текст, я не хочу, потому что у меня есть отношение, потому что я предвзят». Это один из способов справиться с соблазном воспользоваться собственным медиа для того, чтобы что-нибудь сделать, для того, чтобы рассказать о своей точке зрения, и все в таком духе.

Иван Колпаков, главный редактор интернет-портала «Медуза» был гостем «Эха Перми» сегодня. Ваня, очень рад был тебя видеть!

– И я, спасибо тебе большое!

Удачи! До новых встреч!

– Да, спасибо!

_______________________

Программа вышла в эфир 17 ноября 2016 г.


Обсуждение
6068
0
В соответствии с требованиями российского законодательства, мы не публикуем комментарии, содержащие ненормативную лексику, даже в случае замены букв точками, тире и любыми иными символами. Недопустима публикация комментариев: содержащих оскорбления участников диалога или третьих лиц; разжигающих межнациональную, религиозную или иную рознь; призывающие к совершению противоправных действий; не имеющих отношения к публикации; содержащих информацию рекламного характера.