Путч 20 лет спустя

Роман Попов: В этой студии Евгения Романова…

Евгения Романова: Роман Попов.

Р.П.: И Антон Мелехин за звукорежиссерским пультом работает для вас. И говорим мы в течение ближайшего времени про путч 1991 года. 19 августа. Друзья мои, вот такая небольшая преамбула. В тот момент я был школьником, учащимся класса, этак, второго. Мне так кажется. Ну, может, третьего. Не помню, правда, я не помню. А ты в каком классе училась?

Е.Р.: Я не помню, в каком классе. Мне было где-то лет одиннадцать. Я, конечно, что-то помню, да. Это все-таки не семь лет.

Р.П.: У меня так воспоминалка на этот счет работает вполне правильно. Я помню прекрасно, как в это время мы были в Киеве с папой и мамой, как там по телевизору папа, мама все это смотрели. Мы с братом, который меня чуть постарше, прыгали на кровати, почему-то радовались. Ну, движуха же какая-то. А родители, в общем, не то, чтобы радовались. Если честно, не помню, радовались они или нет. По-моему, не очень, мне так кажется. По-моему, было как-то немножко тревожно.

Е.Р.: Было тревожно, абсолютно состояние тревожное у всех. Непонятно, что будет дальше. Я была дома, помню, в Перми, и смотрели по телевизору это «Лебединое озеро», непонятно, откуда, что за «Лебединое озеро», почему. Оно, действительно, в память всем нам вбилось, что называется. А папа у нас был в Москве. У него там была командировка. И вот, как раньше там, вот в перестроечное время, папу отправляли закупаться. Он же привозил все время продукты, одежду. И в то время, как там шел путч, он просто ходил по магазинам, маме искал пальто. Но мы очень переживали. Не было мобильных телефонов.

Р.П.: Народ боролся за демократию, свободу, а твой папа искал пальто. И мне кажется в данном случае занятие ничуть не хуже, я вам скажу. Вполне себе вписывается в исторический контекст. Друзья мои, я не знаю, что произошло 19 августа 1991-го года. Я не могу дать оценку происходящему. Я могу перечислить, так же, как все вы, я могу перечислить известный набор фактов. Но дать комментарий к этим фактам я не могу. Точно так же, как, вот лично мое ощущение, не может этого сделать ни один из людей, заставших это событие. Точно так же, как, вряд ли комментарии, оценки может дать человек, который вот в данный момент находится в более или менее сознательном возрасте. Наверно, давать комментарии и оценки событиям 19 августа 91-го года – это удел тех, кто сейчас ходит в детский сад. Может быть. А, может быть, и нет. А, может быть, еще позже. История еще что-то расставит на места, и вот тогда будет понятно, что же тогда произошло.

Е.Р.: Ну, традиционно. ГКЧП всегда считается белым пятном в истории. Все равно еще мало разобрали. То есть в 91-м прошло, в 95-м я уже училась в историческом классе. И мы уже проходили ГКЧП. Прошло немного времени. Но вот были только факты - такие, такие, такие. А на самом деле анализа, и вот даже, учась на историческом факультете, я не помню, преподавали нам ГКЧП, вот, правда. У меня это стерлось вообще.

Р.П.: Отсюда у меня вопрос. Вопрос, с одной стороны, к тем, кто сейчас по возрасту примерно сопоставим с нами, и вряд ли может так обоснованно вспомнить, разложить все по полочкам, происходящее тогда 20 лет назад. Но может зато поделиться ощущением, внутренним, эмоциональным ощущением.

Е.Р.: Где вы были, что вы помните? Было страшно, не страшно?

Р.П.: Что было потом?

Е.Р.: Да, что было потом? Был ли драйв? Что помните? По картинке… Это ж потом были вот… Ельцин на танке, сюжет.

Р.П.: С другой стороны, просьба позвонить тем, кому сейчас в районе сорока. И мы с удовольствием ждем ваших звонков. А что было тогда в Перми? Если вы были в Перми, это тем более примечательно. А что было в Перми? А что вы делали в это время?

Е.Р.: По некоторым данным был митинг какой-то в Перми, да? Ну, вот по некоторым данным. Кто-то пишет, что был, кто-то пишет, что не был.

Р.П.: Ну, и, конечно, мы будем вас спрашивать, как вы лично жили до 20 августа 91-го года, 19-го, да, и как вы стали жить после 19-го августа 91-го года? Вы лично. Вслед за нами я вас призываю не давать глобальных исторических оценок. Расскажите о своем восприятии и своей жизни. Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Здравствуйте. Меня зовут Александр Павлович. Сейчас я в Перми. Но в то время я был в Москве.

Р.П.: Сколько вам было лет, Александр Павлович, в 91-м году?

Слушатель: В 91-м году… ну, если мне сейчас 57, то тогда было 37.

Р.П.: Отлично. И вы были в Москве.

Слушатель: Я был в Москве. Я москвич.

Е.Р.: Ну, рассказывайте, что помните.

Слушатель: Ну, первое воспоминание, это, когда, поскольку привык всегда утром смотреть новости, то когда по всем каналам шло только «Лебединое озеро», то первой была мысль такая – или кто-то из членов Политбюро умер, потому что, когда Брежнев умер, было примерно то же самое, или что-то случилось другое. Я работал в то время в Центре международной торговли на Красной Пресне. И когда поехал туда, то мы из окна видели, как шла колонна танков. Вот тогда стало, если честно, очень неприятно. Очень неприятно, потому что первое мгновение - это было ощущение, ну, знаете, вот холодка внутри – а что будет? Через некоторое время, поскольку Центр международной торговли рядом с Белым домом, через некоторое время там начали собираться люди. И поскольку у нас был ксерокс, потому что копировальных машин тогда было очень мало, нам принесли воззвание Ельцина, и мы его ксерили, чтоб можно было потом отдавать людям. А 20-го числа уже страха не было. Было ощущение, что они побоятся, они не смогут. Раз сразу не начали стрелять. Танки стояли. Улицы были перекрыты. Не везде можно было проехать. Я просто в районе Шмидтовского проезда живу. Если вот представить себе – это одна из улиц, которая подходит в сторону от Белого дома. Стояли танки. Объезжали, разговаривали с ребятами. Они были все в некотором таком… ну, как бы это сказать… в недоумении – что происходит? Потому что с одной стороны активные и достаточно молодые вокруг Белого дома… ну, я имею в виду «молодые» не в смысле там 20 лет, а в смысле тому, кому было там 40. Вот так вот. Достаточно активные люди говорили – «нельзя». А с другой стороны, показали когда ГКЧП, то вот это не просто, как говорят, что трясущиеся руки, а все увидели вот эту растерянность. И дальше уже… А дальше уже было ощущение, когда закончится. И было понятно, чем закончится.

Р.П.: Александр Павлович, скажите, а вот вы лично, что для себя вынесли из этого 91-го года? Как изменилась ваша личная жизнь? До 91-го года было так, а после 91-го года стало по-другому. Это перелом?

Слушатель: Моя личная жизнь изменилась… вот раньше, когда я сделал выбор и пошел в бизнес из госструктуры. Поэтому для меня было ощущение 91-го года такое – или опять все рухнет, и мне придется опять быть типа госчиновником или, так сказать, клерком, или мы будем развиваться. Поэтому для меня 91-й год – это был глоток, когда вдруг народ понял, что он может что-то делать. Потому что после этого были площади около Лужников, когда собирались большие митинги, когда люди высказывали разные мнения. Для меня лично - это когда… была такая, не знаю, вы знаете или нет, была такая межрегиональная группа на съезде на союзном, когда можно было говорить, и умные люди выходили, говорили, и говорили многое то, чего вообще-то шушукались перед этим. Вот это вот было ощущение, когда чуть-чуть вздохнули, посмотрели… А уже потом был 93-й, и разные другие мысли.

Р.П.: Спасибо вам большое, Александр Павлович. Вот так – объективно, аналитично и, самое главное, что называется, из первых уст. Антон написал нам по ICQ: «А я в это время был в походе на реке, две недели. Уехали – было по-одному, приехали – все также. Но позже стало по-другому. А в 91-м я попробовал «Сникерс», и вошел в касту элитных школьников, которые кушали «Сникерс». А Виктор пишет следующее: «Мне было 11. Видел «Лебединое озеро» по всем каналам, и понимал, что происходит что-то глобальное. Но не понимал, что…

Е.Р.: Что именно.

Р.П.: Да. А мой старший брат как раз служил в Москве в комендантском полку. Отец сразу сорвался в столицу к нему. Билеты не продавали на поезда. Приехал только после 22-го. Брат рассказывал, что они сидели все в расположении и под ружьем, готовые в любой момент, но их никуда не направили. Помню только тревогу родителей за брата, за страну, за то, что будет дальше. Ну, а мне было очень интересно» - пишет Виктор. Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Ребята, доброе утро, Рома, Женя. Андрей Поляков.

Р.П.: Доброе утро, Андрюша.

Слушатель: У меня вот с этим днем, вообще, с теми событиями, которые мы обсуждаем, у меня связан один такой достаточно интересный факт. Мы учились в институте уже на факультете физической культуры. И мои друзья-ориентировщики, именно в эти дни они участвовали в международных соревнованиях в Чехии, они уехали туда. И в то время, в те дни именно, когда все произошло, понятно, все новости смотрят, все всё читают, весь мир понимает, что происходит, ребятам, вот друзьям моим предложили там остаться. Они говорят – слушайте… ну, чехи говорят, местные какие-то ребята, говорят – слушайте, ну, смотрите, что у вас творится. Вы все-таки будете возвращаться? И самое-то интересное, что ни у одного из пацанов не возникло абсолютно никакого желания, даже тени сомнения не возникло. Они все вернулись обратно. И таким образом один из моих лучших друзей Саша Валуев, ну, со мной, собственно говоря, как друг и остался. То есть мы там дальше учились. Ничего не изменилось для нас. Страха никакого не было. Единственное, что иногда, в связи с тем, что… понятно, какие-то изменения в стране после этого произошли, очень хорошо, что предыдущий звонивший сказал, что, действительно, появилась возможно заниматься и бизнесом, и всё. Это действительно, мы все были рады, и использовали это каким-то образом. Никакого страха не было. Только иногда, ну, посещает некая ностальгия по тем временам, то есть, в частности, по спортивной советской системе, и так далее. То есть вот все-таки в то время некоторые вещи были интересны, и все равно было хорошо. Несмотря на то, что, в общем, и сейчас хорошо.

Е.Р.: Спасибо, Андрей.

Р.П.: Понятно. Спасибо большое.

Е.Р.: Пожил Андрей там и там, получается.

Слушатель: Так на стыке, да, на стыке двух систем нам удалось.

Р.П.: Застать и одну, и другую…

Е.Р.: Самое интересное время, да. Ну, пожалуй, да. Я вспоминаю перестройку, и школу, и, в общем, все, что происходило. Мне кажется, самое интересное такое время было историческое.

Р.П.: Не знаю. Я не могу тебе ничего толком вспомнить, понимаешь. Я не могу тебе рассказать про то, было интересно или не было интересно. Я могу сказать, что когда я был маленький, мы регулярно с родителями ездили на Кавказ на минеральные воды. Регулярно мы ездили на Украину к родственникам в Киев. Все это было каждое лето, постоянно. А потом что-то произошло, и мы перестали куда бы то ни было ездить. Во-о-бще. И потом оказалось, что самое правильно проведенное лето, то есть самое нормальное лето – это лето, когда можно было наскрести денег для того, чтобы отправить нас в соседнюю область к бабушке и дедушке. Это я тоже очень хорошо помню. И точно также я помню, как я опоздал, например, в музыкальную школу на урок сольфеджио. Опоздал, пришел к самому концу урока. А все потому, что я стоял в очереди за колбасой. У меня на руке был нарисован номер. Нельзя было уйти из этой очереди.

Е.Р.: Да, я тоже помню. Мы стояли в одной очереди, Роман. Я за сахаром только.

Р.П.: Только я на Шпальном, а ты на Крохалях. А в целом я уверен, что мы стояли с тобой в одной и той же очереди. Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Алло. Здравствуйте. Евгений меня зовут. Вот в 91-м году мне ровно было 21 год. И как раз вот, когда происходили эти события, я находился в Москве. Но я не знал об этих событиях. Дело в том, что я был проездом, и уже был в аэропорту. Мне надо было уехать срочно в Пермь. Ну, я из отпуска возвращался.

Е.Р.: То есть не заметили вы там танков, не видели?

Слушатель: Я вообще ничего не видел. Только был в недоумении, что мы не могли сразу вылететь. Почему, по какой причине рейс задерживался? В итоге, все-таки мы улетели.

А.Р.: А люди не говорили в аэропорту, ничего не обсуждали друг с другом?

Слушатель: Так в недоумении я был, в недоумении. А информации в полном объеме не было. Кто-то что-то говорил, может быть…

Е.Р.: Твиттера в то время не было.

Слушатель: Я вот и рассказываю, что пока я находился в Москве вот именно вот в этот день, я вообще не знал, что там что-то происходит. Мы прилетели в Пермь. Мне надо было на работу выйти. И лишь когда я вышел на работу, на заводе меня коллеги – ну, чё там в Москве? Я – а что? Так ты чё, говорят, переворот, путч, там танки. Я – откуда вы знаете? И, собственно говоря, я даже… или, может быть, это уже через день было или через два. Ну, вот «Лебединое озеро», да, помню. Включили телевизор, ничего не показывают. Ну, не показывают и не показывают. Я это в связи с чем говорю? Вот, допустим, вы просили позвонить людей, которым как раз вот сейчас где-то сорок, сорок один год. Я с 70-го года рождения. Что произошло в связи с этими событиями? Как бы, учился, вырос я в Советском Союзе. Ушел в армию в Советском Союзе. Вернулся с армии в Советском Союзе. Взрослой жизни, как таковой, еще не видал, не знаю, что это за жизнь и с чем ее едят. Все сознание было построено по советской системе. Вся последующая жизнь, она была выстроена по тем советским нормативам, которыми руководствовались, и которые нам преподавали учителя в школе, в садике, дома. Я сейчас опускаю разговоры на кухне. Они были, наверно, в каждой семье в те годы. Анекдоты и т.д. и т.п. И вдруг вот эти вот события. Вдруг вся система ломается. Вдруг белое оказывается черным, а черное оказывается белым. Я скажу, что очень, очень сложно было вот лично для меня перестраиваться. Спекулянты стали предпринимателями, бизнесменами. Я не к тому, что хорошо этот или плохо. Все баловались… многие баловались фарцовкой, спекулировали. Многие делали вещи, которые тогда были подсудные, вплоть до уголовной ответственности. Сейчас это нормальное движение. И вот я и говорю, что было очень… я очень долго акклиматизировался. Я очень долго не мог понять, как утюг в магазине может стоить 5 тысяч рублей. Пускай он даже импортный, ???????? (неразборчиво) цена на автомобиль такая.

Р.П.: Но к ощущению, что в магазине есть утюг, вы привыкли довольно быстро?

Слушатель: Ну, в принципе, да. Он есть, но все равно он недоступен. Потому что, вообще, цены запредельные были. Я говорю о тех ощущениях, которые были в тот момент, к которым очень долго я не мог акклиматизироваться. Допустим, лет пять, наверно, точно. А ведь события там у нас, как снежный ком. То переворот, потом распад Советского Союза, одна смена денег за другой. То есть… ну, у меня еще так в жизни сложилось, что у меня рядом не было старших… ни родителей, никого не было. То есть сориентировать меня в этой жизни, как бы, некому было. То есть все приходилось нести на своих плечах, до всего доходить своей головой. Ошибок было наделано море. Вот сейчас оглядываюсь назад, на прошедшие вот эти 20 лет. Да. Знал бы, где упадешь, соломки подстелил. И если бы вот этого переворота не было, путча не было, если бы страна жила, как раньше, может быть, все было бы и по-другому. Ну, в части личной жизни. Потому что все как-то было уже на опыте предыдущих поколений понятно – что, когда и где и как будет. В каком году ты, возможно, получишь… улучшишь жилищные условия , там на заводе в очереди стоять будешь, где-то женишься, в какой садик будут ходить твои дети, где ты будешь жить, как будет выглядеть твой город, даже вплоть до этого. А сейчас же все совсем не так. Вот все совсем не так. Абсолютно.

Е.Р.: Спасибо большое. Это такая маленькая исповедь от Евгения. Заслушалась прямо. Я тоже вспоминаю своих родителей, которые мне тоже всегда твердили - все было известно – где женишься, на ком, куда поедешь по распределению. Действительно, вот эти слова я помню тоже из детства. И как все сломалось.

Р.П.: Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Здравствуйте. Меня зовут Валентин. Я, как предыдущий слушатель, 70-го года рождения. С путчем связана такая история. В это время я был курсантом пермского ВКИУ и находился в отпуске в городе Москве. Утром проснулись, проехали через всю. Москву, вернулись обратно. Только вечером узнали, что оказывается в стране путч. Но это, так скажем, просто деталь такая. Но на самм деле, так скажем, мое выступление будет солидарно с предыдущим слушателем. И вот с тех пор я служу в вооруженных силах, потом в силовых структурах. И получается так, как в пословице у китайцев – чтоб ты жил в век перемен. Вот за 25 лет практически службы я постоянно при форме. То есть с момента путча действительно ушла та стабильность, началось такое реформаторство, правильное и не правильное. Но в любом случае, так скажем, в устоявшейся сформированной системе ни в вооруженных силах, ни в МВД мне послужить не удалось.

Р.П.: Спасибо вам большое. Валентин, 70-й год рождения. И, в общем, тот самый возраст, который мы просим звонить и дать оценку.

Слушатель: Алло. Здравствуйте. Виктор меня зовут. 68-го года я рождения. Ну, очень забавно вспоминать сейчас эти годы. И тот день я помню очень хорошо. Когда по радио услышал о том, что произошло в Москве, было состояние шока. Потому что на самом деле у нас уже несколько лет в душе мы готовились к тому, что система развалится. Какая-то часть людей, студенты, которым я был. Скажем, думающая часть. Мы знали, что долго это не просуществует. Но никто не ожидал, что произойдет вот такое. Сейчас, наверно, мало, кто помнит, что в Перми был некий центр. Туда собрались 19-го числа люди, которые были, скажем так, не согласны с тем, что происходит в Москве. Находился он на улице Советской за магазином «Океан», красное старое здание, куда я тоже пришел. Там было очень много народу. Был депутат Верховного Совета Калягин, кажется.

Е.Р..: Митинг был, скажите, Виктор?

Слушатель: Да. Вот я продолжу. И вот оттуда мы пошли с флагами, помню, нес флаг Российской Федерации, если я не ошибаюсь, пошли в сторону ЦУМа. Как такового митинга не было. Было некое подобие демонстрации людей, которые пытались выразить свое отношение. Мы дошли до ЦУМа. И там в то время зачитывали обращение Ельцина. Я помню, были листы бумаги, его раздавали, зачитывали. Некоторые особо отчаянные головы пытались перекрыть движение на улице Ленина. Но это им не удалось. Может быть, и хорошо. Помню, что мне дали пачку листовок, которые я потом расклеивал по городу 19-гочисла.

Р.П.: Понятно, Виктор. Спасибо. Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Здравствуйте. Святослав Александрович. Я представитель среднего бизнеса. И вот хочу свои личные впечатления передать. Это было совершенно ужасное впечатление. У меня было впечатление, что… я как раз только что на берегу у Камы купил склад новый. И вот я представлял, что буквально через день, через два снова придет отряд в кожаных куртках, и меня тут же расстреляют на берегу Камы. И для этого были у меня основания. Дед у меня был раскулачен вместе с отцом. Сам я после окончания университета увлекся идеей предпринимательства. Мне 58 лет. Я очень давно, в принципе, бизнесом занимаюсь. Я занимался строительным бизнесом. Тогда это называлось - работать на шабашках. И от советской власти ничего хорошего не видел совершенно. Деньги я зарабатывал хорошие. Но при советской власти можно было товары покупать только по блату. А мне некогда было этим заниматься. Я работал, вкалывал от зари до зари. И преследования были у нас. В начале 80-х годов нас всех чохом чуть вообще не запретили. У нас половину посадили только потому, что мы хотели свободно трудиться на самих себя. И представьте себе, конечно, какое впечатление было, совершенно ужасное. Но я был готов к этому. Думаю, если у меня мой и дед, и отец, значит это моя учесть. И я был готов к тому, что меня расстреляют на берегу Камы. Ну, естественно, представьте себе, как я обрадовался, когда я узнал… когда мы узнали все, что этого не случилось. И мы сели на машины, ездили по Перми, нажимали на клаксоны, и… ну, как, и радовались.

Р.П.: Святослав Александрович, скажите, а вы сейчас занимаетесь бизнесом?

Слушатель: Да.

Р.П.: Насколько вот успешными стали ваши дела после 91-го года? Были в вашей карьере провалы, падения, там еще что-то? Вообще, вот вы не жалеете, что в 91-м году так произошло, вот так случилось? Нет?

Слушатель: Я вам сказал, как мне было. Если советская власть меня дожимала. И чтобы снова пришли те же, кто меня дожимал? Конечно. Я не скажу, что у меня были какие-то особые подъемы. Нет, я так живу ровно, и работаю ровно.

Р.П.: Спасибо вам большое, Святослав Александрович. Антон продолжает нам писать: «Во дворе сосед пересел в Ауди-100. Надел малиновый пиджак. И начал жить на широкую ногу. Пока не сел в 1998-м году. А я, как сын врачей, бегал по киоскам и менял надаренный коньяк с конфетами на какую-то еду». Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Я немножко не закончил. Это Виктор. Ну, вот прошло сейчас 20 лет. И жалею ли я о том, что произошло, и что я был как раз вот, может быть, маленькую капельку, может, то, что делал я, оно сыграло, в конечном счете, какую-то роль. Нет, абсолютно не жалею. Ну, во-первых, как предыдущий слушатель звонил, он опасался за свой бизнес, опасался за то, что ему не дадут свободно работать, жить. У меня тоже были такие опасения. Где-то за полгода до этого чудного события меня исключили из комсомола за определенные вещи. То есть, ну, было определенное личное опасение, помимо всего. Ну, и кроме того, эта эпоха была эпохой потрясающей. Просто вот сейчас невозможно передать, какие это были чувства у значительной части населения, надежды, прежде всего. Другой вопрос, оправдались ли эти надежды? Ведь в этом, наверно, виноваты мы сами. Кто бы мог предположить, что через 9 лет президентом России станет бывший половнике КГБ. И никто этого предположить не мог. Но в этом виноваты, в том числе, граждане России. Я думаю, что уроки эти должны пойти на пользу, если, конечно, получится.

Р.П.: Да. Спасибо, Виктор.

Е.Р.: Голодное, но счастливое время.

Р.П.: Ты наешь, я периодически всякого рода людей, ностальгирующих по Советскому Союзу, все время пытаюсь понять – по чему вы ностальгируете? Вот конкретно. По стране? По образу жизни? Или по своей молодости? Вот когда я сейчас…

Е.Р.: Слушал же одного из, который ностальгировал. Евгений пришел из армии и все по-другому. Все сломано. А как жить по-новому не знает. Никто не подскажет.

Р.П.: И сейчас, когда я спрашиваю вас про 91-й год, мне точно также интересно. Я пытаюсь понять, достучаться и понять. Вы вспоминаете что? вы вспоминаете молодость? Или вы пытаетесь дать какую-то оценку? Насколько вы уже мифологизированы даже в своих воспоминаниях? Я не понимаю этого. Потому что пока, вот я вас слушаю, у меня даже картины одной не складывается. Тут написали по ICQ философское: «Молодость в любую эпоху ярче». Как вас зовут?

Слушатель: Здравствуйте. Виталий. Я в то время работал в милиции. Рассвет моей жизни, ГАИ.

Р.П.: Работник ГАИ в 1991-м году.

Слушатель: Да. Москва – это отдельное государство. И мы даже не почувствовали здесь какого-то изменения. Как мы жили, так и жили.

Р.П.: Вот конкретно вы 19-го августа…

Е.Р.: Чем занимались?

Р.П.: …телевизор, может, смотрели?

Слушатель: Я стоял на посту, регулировал движение у ЦУМа.

Р.П.: Скажите, ну, если вы стояли на посту у ЦУМа, Нам тут сказали, что народ вот выходил там, улицу Ленина пытался перекрыть. Еще что-то подобное видели?

Слушатель: Ну, может, они к вечеру вышли. Я днем стоял. Ничего не было. Нормальное движение, нормальная страна. Я говорю, что Москва – это государство отдельное от нас, от России. У них там все по-своему, по-другому что ли.

Р.П.: Ясно. А у вас все было в порядке.

Слушатель: Мы не заметили даже этого. Не заметили.

Е.Р.: А далее? Голодные годы.

Слушатель: Ну, были голодные годы, да. Соль, спички закупали. Ничего не было. карточки были.

Р.П.: Виталий, голодные годы потом были, вы по-прежнему были работником ГАИ?

Слушатель: Я до сих пор работник ГАИ?

Р.П.: А что ж вы тогда лукавите про голодные годы? Ну, неужели вы страдали из-за отсутствия соли и спичек? Ну, правда, Виталий. Ну, руку на сердце положите.

Слушатель: Я взяток не брал.

Р.П.: Ну, что ж, это вас красит. Спасибо вам большое. Виктор пишет: «В 90-х была свирепая вера в будущее. Люди жили во всю русскую душу. И это было всего 10 лет». Виталий, а вы знаете, есть такая точка зрения, что это продолжалось всего лишь года два. Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Доброе утро. Меня зовут Сергей. Именно в 90-х годах, я как раз в 90-м закончил службу в армии. И я всю жизнь работал водителем. У меня была своя не очень большая машина. Я просто вижу, насколько изменились люди. Какими люди стали вот. В Советское время люди все были доброжелательные, всегда готовые помочь. А сейчас все-таки вышло на первое место деньги. И вот на этом, ну, на самом деле, это очень обидно. Вот насколько испортился народ.

Р.П.: Сергей, да, я понимаю. Давайте отмотаем на вашу личную историю 19 августа 91-го года.

Слушатель: Я находился в командировке. И на самом деле вот в Москве это было да, это были митинги, в Санкт-Петербурге, я знаю, многие из моих друзей находились в это время в Москве. А на периферии это почти не чувствовалось. Были сообщения по радио. Но на самом деле это вот… ну, в стране-то это мало, как сказалось, то, что проходило в Москве.

Р.П.: Понятно. Спасибо. То есть Москва и Россия для вас тоже в данном случае разные вещи. В Москве – это да, а вот в России, в стране мало, что изменилось. Наверно уже будем последний звонок принимать. Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Здравствуйте. Это вам звонит ветеран. Меня зовут Анатолий Андреевич. Я хочу сказать, ребята, вот что. Вы говорите правильно. 91-й год был страшный, непонятный. Но почему мы, вот ветераны, старое помним, и почему у нас душа болит о чем? Что были заводы, были фабрики. Вы сами знаете… слышали… вы не знаете, вы знаете, что кузница – Урал. Что мы сейчас с вами имеем? Хорошо, говорили.

Спичек не было, соли и так далее. Но люди жили дружно. А сейчас каждый старается только, как бы себе. Вот я просто хочу вспомнить, какие были шоферы раньше, и сейчас. Если он едет на ??????? (неразборчиво) , вы меня простите за такое слово, то для ничего не значит. Не считается ни с кем. А ???????? (неразборчиво) .. он имеет 3 миллиона, 6 миллионов.. .понимаете?

Р.П.: Понимаем, Анатолий Андреевич. Крик души. Налицо. Очевидный и абсолютный. Давайте еще один звонок примем. Здравствуйте. Алло.

Слушатель: Добрый день. Три вещи я хотел бы сказать. Илья позвонил.

Р.П.: Илья, сначала расскажите нам о том, что вы делали 19 августа 1991-го года?

Слушатель: Да я ничего не делал. Просто было тревожное время. Я просто хотел сказать свое мнение. Три вещи. Первое. Вы сказали, помните, про свое, что каждый год вы ездили на юг, или на Украину. Много изменилось. Раз. Второе, более важное. Изменилась система ценностей. Сейчас успешный кто? Тот, кто успешный в финансовом отношении. А остальные – инженеры, и так далее, и так далее - люди не успешные, так, серая масса стала. То есть система ценностей изменилась. И последствия еще непредсказуемы. Что это будет – плюс или минус? Скорее всего, это больше минус. Вот изменить систему ценностей, это более, чем материальное. ?????????? (неразборчиво). И еще, извините, одна реплика была, что пришел полковник КГБ. Если б не пришел в то время полковник КГБ, Россия бы развалилась вполне возможно. Это 50 на 50 шанс такой, даже больше. Согласны, да?

Р.П.: Понятно. Спасибо, Илья. Нет, не согласен. Но дело не в этом. Дело в том, что это уже событие другого года. 11 человек нам позвонили, кстати, ни одной женщины. Звонили одни парни. Самых разных возрастов. Говорили самые разные вещи. Все упоминают время тревожности и растерянности. Кто-то говорит про то, что совершеннейшим образом ничего не заметил. Кто-то говорит том, что…

Е.Р.: В эпицентре событий кто-то был.

Р.П.: Кто-то был в эпицентре событий, а кто-то был на периферии говорит о том, что было страшно, о том, что вернется Советский Союз. И пара последних человек процитировали мои же слова о том, что было время, когда на Кавказ, там еще куда-то. А потом настало время, когда никуда, и только в деревню к бабушке. Ребята, вот смотрите. Вот сейчас у нас сейчас какое число? Скажите мне…

Е.Р.: Девятнадцатое.

Р.П.: Девятнадцатое августа, конечно. О чем мы говорим? Какое число сегодня? Полчаса уже говорю об одном и том же числе. 19 августа сейчас. Мне до отпуска остается меньше месяца. Я сяду в свою машину, которой никогда не было, допустим, у моих родителей. И я поеду на юг, на Украину, в славный город Севастополь, потому что там классно, потому что там хорошо. Это один из моих любимых городов. И в данном случае, вот сейчас мне 28 лет. Я могу себе позволить ездить в отпуск на ту же самую Украину. Ездить на машине. Понимаете? Вот сейчас. Было время, когда было очень тяжело. А сейчас я могу себе это позволить. Я не хочу сказать, что мне очень хочется в Советский Союз. Я не знаю, что такое Советский Союз. Я не хочу сказать, что мне очень хочется, чтобы что-то изменилось или пошло по-другому, потому что я не знаю, как это - по-другому. Но очевидно точно я могу сказать, что время было очень непростое. И давать какую-то оценку этому времени, повторюсь, увы, задача не нас с вами, не нашего поколения, а, может быть, поколения наших детей. А. скорее всего, даже наших внуков. Евгения Романова.

Е.Р.: Роман Попов. Антон Мелехин за звукорежиссерским пультом работал для вас. Это был «Утренний разворот».